Генри отодвинул от дивана столик с пустыми тарелками, откинулся на подушку и задремал, не выключая телевизор – сказалась почти бессонная ночь и ранний подъем. На этот раз боги сновидений сжалились над ним и не мучили его усталую душу ни кошмарами, ни видениями прекрасного.
Он очнулся, словно от толчка, и, приоткрыв один глаз, пытался понять, что же его разбудило. Вот оно! Через полураскрытую форточку доносился звук церковного колокола. В сотне метров от двора его дома располагалась небольшая церквушка, но Генри не помнил, чтобы её колокол когда-либо так надрывался. Обычно ударит тихо и скромно один раз, кому надо – услышат. А сейчас, ну прямо набат какой-то. «И по ком звонит этот колокол? – вздохнул Генри, одновременно усмехаясь пафосности своей мысли. – Уж не по человечеству ли?» Колокольный звон не прекращался, наоборот, к нему стали добавляться автомобильные гудки – с каждой секундой всё чаще и громче. Генри подошёл к окну и закрыл форточку. Его мысли сменили направление – показалось уже не в первый раз за сегодня, что предстоящее корпоративное застолье будет выглядеть, по меньшей мере, неуместным, словно пир во время чумы. Хотя с другой стороны, кому какое дело! Не слишком ли мы много внимания уделяем стереотипам, и остался ли в них хотя бы минимальный смысл, в особенности, учитывая вновь сложившиеся обстоятельства? Ведь если всё происходящее – это начало конца, то каждый имеет полное право прожить последние дни в свое удовольствие и по своему усмотрению. Сколько фильмов он смотрел о последних днях человечества перед концом света – не пересчитать. В которых люди узнавали о неминуемой гибели планеты и пытались провести оставшиеся дни так, как надо было, если вдуматься, жить всю свою жизнь. Ведь человеческая жизнь обрывается внезапно, и любой может в данный момент проживать свои последние дни, не зная об этом. А об этом не надо забывать, наоборот, следует всегда иметь в виду, что может быть, ты видишь любимого человека в последний раз, и вести себя, и поступать соответственно, чтобы не было потом мучительно больно, пусть даже и на том свете. «А в чем, собственно, отличие для конкретного человека его гибели от гибели всего человечества вместе с ним? Да только в длине очереди в ад!» – с проявляющимся порой в его характере беспредельным цинизмом подумал Генри.
Генри добрёл до кухни и тщательно перемыл всю посуду, которой после отъезда жены накопилось уже слишком неприлично много. Если подумать, как это приятно, мыть посуду! Честно, голова свободна, руки заняты, да ещё и в тёплой воде – одно из самых приятных нелюбимых занятий человека. Ну а если ещё и хорошую музыку в наушниках включить, вообще сказка. Вернувшись в комнату, он критически осмотрел брюки и рубашку и нашёл их пригодными к употреблению без глажки. Вспомнился кстати один добрый институтский преподаватель и его рассказ о сухой стирке. На его вопрос, что такое сухая стирка, ни один студент не дал верного ответа, видимо потому что большинство ещё жили с родителями. А оказывается, для сухой стирки желательно иметь семь рубашек, каждая из которых висит на вешалке в шкафу. Ну а далее сам процесс: в первый день утром надеваешь первую рубашку, носишь ее один день и вечером вешаешь в шкаф на вешалку. Утром на следующий день надеваешь вторую и вечером вешаешь ее в шкаф. И так до конца недели. А в следующий понедельник снова берёшь первую рубашку с вешалки и носишь ее целый день. Помнится, в аудитории тогда искренне посмеялись, а девушки многозначительно переглянулись между собой. Однако пора уже было потихоньку одеваться и выходить, если он ещё собирался встретиться с Катей в метро.
На улице сегодня распогодилось: ярко и весело светило солнце, его лучи били прямо в глаза, отражаясь, от белоснежных сугробов и укатанных дорожек, словно от зеркала. «Надо было очки надеть!» – зажмурив глаза и не в силах разлепить веки, запоздало подумал Генри. Безбожно наморщившись и прищурившись, он практически на ощупь добрался до автомобиля. Сугроба на машине не было – снег не шёл со вчерашнего дня, и всё стало подтаивать на солнышке, бодро закапало с крыш домов. Путь до метро занял меньше пяти минут – настоящий рекорд скорости. Дороги оставались свободными, всё-таки субботний день, да и эпидемии народ побаивается, скорее всего. Все любят жаловаться на никчемную жизнь, а помирать всё равно никому неохота. Хотя русскому человеку всё нипочём, мы и на курорт едем отдыхать сразу после совершённого там теракта, не пропадать же путёвкам.
Вагоны метро тоже оказались полупустыми, запросто можно было даже присесть, не вызвав возмущения пожилых людей и их не ведающих сомнений добросердечных заступников. Но Генри предпочёл постоять, чтобы не мять дополнительно пальто и костюм, этим своим нелогичным поступком обратив на себя любопытное внимание немногочисленных попутчиков. Все пассажиры кроме него, помня видимо недавний завет Умищенко, прикрывали лица медицинскими масками. Так и ехали – одинаковые, словно клоны – изредка бросая друг на друга беспокойные взгляды, в которых явно проскальзывали затаенный страх и невысказанные вопросы. Генри нацепил наушники-капли и включил музыку в своём смартфоне. Поражающий воображение своим тембром знакомый с детства голос запел, утрированно растягивая согласные звуки:
Душу, сбитую утратами да тратами,
Душу стёртую перекатами, —
Если до крови лоскут истончал, —
Залатаю золотыми я заплатами,
Чтобы чаще Господь замечал.
Чтобы чаще Господь замечал!..
Уже не первый год его музыкальные предпочтения ограничивались в основном Высоцким, он буквально физически не мог больше слушать ничего другого. Время шло, и в знакомых с детства песнях открывались новые смыслы. Не больше месяца назад Генри вновь открыл для себя песню «Купола российские», слушал её и в метро, и на сон грядущий, смотрел видео одного из последних концертов автора, ворчал в адрес певца Григория Лепса, крайне неудачно, по мнению Генри, перепевшего это произведение. Поражался тонкому, почти незаметному упрёку, обращённому к богу, несмотря на своё всемогущество, забывающему порой о великой и несчастной стране. И в этом же упрёке непостижимо присутствовала вера в особое, более близкое внимание бога именно к России. Чуть ранее он также растворялся душой в песнях «Моя цыганская» и «Кони привередливые», а до этого заслушивался «Райскими яблоками». В этом был своего рода юношеский максимализм – у мужика сорока лет от роду – но вся остальная музыка, попадавшая в сферу его восприятия, на фоне творчества Высоцкого казалась безнадёжной фальшью или неинтересной банальностью. Мама и жена в один голос советовали ему в таком случае обратить внимание на классику, и он намерен был в ближайшее время последовать их советам, но вот пока как-то не сложилось.
Чуть не прозевав нужную станцию, он перебрался на Кольцевую, проехал до следующей остановки и пересел на Сокольническую линию. Вот и Черкизовская – конечная точка, пункт назначения тысяч «челноков» девяностых годов прошлого века. Для проведения предновогоднего торжества в этот раз руководство его предприятия арендовало несколько корпусов так называемого Измайловского кремля, весьма симпатичного, стилизованного под деревянный замок новостроя.
А на выходе со станции его ожидала Катя. И этот, ставший теперь очевидным, факт, что она действительно ждала его, и их договорённость не оказалась глупым розыгрышем, добавил несколько бонусов к его самолюбию, да и просто окончательно привел настроение в порядок. Девушка тоже была без медицинской маски. Белая норковая шубка поверх вечернего платья цвета слоновой кости, обворожительная улыбка, огонь в глазах, стремительность движений. «Надо было всё-таки погладить брюки», – Генри почувствовал себя неловко, как провинциал в Большом Театре.
– Привет, как настрой? – с напускной бодростью спросил он и улыбнулся. Он всегда считал свою улыбку главным инструментом обольщения противоположного пола, не терявшим, по его убеждению, своих свойств с возрастом. Впрочем, улыбка помогала ему чаще не в делах амурных, а на работе, в общении с женщинами средних лет, стоящих выше него по служебной лестнице. Улыбнёшься так лишний раз тётушке, которая уже привыкла к всеобщей ненависти, глядишь, и решился твой вопрос без лишних проволочек.
– За-ме-чательный! – Катя разве что не подпрыгивала на месте от переполнявшей её энергии.
«Господи, может, она под кайфом? – вдруг поймал он себя на крамольной мысли. – Да почему бы и нет, сейчас это совсем не удивительно. Впрочем, даже если и так, какое мое дело?»
Девушка взяла Генри под руку, и они, ни дать ни взять жених с невестой, зашагали к автобусу, из окон которого на эту парочку удивлённо взирали коллеги, доставляя ему этим своим вниманием немало удовольствия: «Будет о чём им посплетничать в понедельник!»